Оригинал взят у
chingizyd в
postИдея этого поста возникла давно. Частично я её реализовал, оформив в посте о «Моменте истины» Богомолова В.О., другая же её ипостась уже была окончательно обдумана и готова к тому моменту, но все как-то не доходили руки. Меж тем, мой замысел требует завершенной формы.
Любая «культовая» вещь в массовом искусстве обращает на себя внимание постольку, поскольку автор умудрился (очень часто не имея на это прямого намерения) зацепить в душе народной какую-то из потаенных струн, спрятанных так глубоко, что её звучание, её «голос» для народа также притягателен, как намертво впаянные в память человека звуки колыбельной, что пела ему его мать в неосознанном, и казалось бы, наглухо позабытом детстве. А если существует определенная череда подобных, значимых для народного внимания произведений, в которых раз за разом обыгрывается один из «классических сюжетов», повторяется в различных мизансценах один и тот же мотив, то тут уже для заинтересованного взгляда есть фактура для обобщений и выводов о национальном характере.
Какая казалось бы связь между такими фильмами как «Джентльмены удачи» и «Ворошиловский стрелок»? Да, прямая, если присмотреться к главным действующим лицам. И герой Евгения Леонова и герой Михаила Ульянова действуют в не своей, чуждой им среде, они вырваны из привычного образа жизни, они играют жесткую, не свойственную им в обыденности роль. «Доцент» в обычной жизни не авторитетный вор, а заведующий детским садом, (внимание!) педагог, а в прошлом (внимание!) фронтовой разведчик. Герой Михаила Ульянова не киллер, а пенсионер-железнодорожник, а в прошлом (внимание!) фронтовой снайпер. И «Доцент» и «Ворошиловский стрелок» вынуждены встать на путь силы, вынуждены спуститься на несколько ступенек вниз по лестнице человеческого образа для того, что бы повергнуть зло. Тут впрямую напрашивается аналогия с этим – «во ад сшедшего и поправшего силу дьяволю» и с этим – «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла». Сам ли по себе сюжет диктовал правила, или авторы так посчитали нужным, но и первый и второй герой демонстрируют свое превосходство над тем злом, в котором им приходится существовать, в такой степени, что они не испытывают к нему жгучей ненависти в ответ. Всяк по своему пытается образумить заступившего грань между добром и злом. Однако пафос моего поста не об этом. В любом, мало-мальски приметном для русского культурного «пользователя» произведении обыгрывается один и тот же сюжет. Подлинный русский герой это не «крутой» спецназовец, ни «супермэн» и не агент 00…, а работяга с соседней улицы, который прошел самую совершенную в мире подготовку жизнью и самая главная награда для которого - мирный труд, жизнь в ладу с собой и с миром. Возьмите красноармейца Сухова или Семена Семеновича Горбункова (бухгалтер и фронтовик), Егора Прокудина из «Калины красной» или Глеба Жеглова - везде жизнью тертый калач, способности которого позволили б жить легкой жизнью за счет других и совесть которого способности эти, аккуратно свернув, положила под лавку – на всякий случай, как "гостинец" для непрошенного гостя. Вот такой он русский герой, всегда сюрприз для тех, кто считает его «калдырем», «быдлом», «лохом» выпивохой и лентяем.
И напоследок, добро иррационально по сравнению с тем злом, которое ему противостоит. Для добра необходима логика более высокого порядка, та, что злом ему противостоящим не улавливается, не воспринимается. Вот и рассказывая про «Момент истины» я упустил сообщить, что успех группы Алехина не вытекает из механической суммы фактов добытых группой. В любом случае, если внимательно логически прослеживать накопленную группой фактуру, то она сама по себе бездоказательна. Логические цепочки рвутся, не ведут к выводу о причастности к деятельности передатчика тех лиц, что попали под подозрение. Центральные моменты интриги это факт обретения нерайонированного в данной местности сорта огурцов на месте выхода радиостанции в эфир и допущение о том, что найденная на чердаке дома на хуторе саперная лопатка, именно лопатка Гусева и то, что на ней есть супесь, которая… см. пост о «Моменте истины». Однако логика есть, это логика научного поиска примененная Алехиным. Настойчивость, широта мышления, самоотверженность в поиске эмпирических данных, внимание к мелочам, все то, что в сумме с навыками Таманцева приводит к успеху.
В этой истории нашел свое отражение великий гуманистический посыл советского, коммунистического общества – «Не вместо, а вместе». Воспроизведение в действии этого принципа в иной идеологической среде невозможно, поскольку общим базисом, скрепой в мотивации профессионального военного (Таманцев) и по сути гражданского временно мобилизованного (Алехин) в этом случае должна быть идея еще более высокого порядка, объединяющая их еще более тесно. Мне такие идеи не известны.
